Из варяг в греки. Исторический роман - Александр Гусаров

2

Утро. Лёгкий туман стелился над Волховом. Тёмные воды реки катились мимо Ладоги. По городским улицам плыли мелодичные звуки. Умелая рука точными размеренными движениями наносила удар по билу, подавая установленный сигнал. Народ, в который уже раз за последний месяц сзывался на Вече.

Ладожане потянулись к вечевому месту. Посредине площади возвышалась сколоченная из хорошо обструганных бревнышек степень. С нее город часто слышал призывы выступить на защиту своей земли. Иногда народ собирался просто для того, чтобы осудить мелкого воришку или разобрать споры соседей. Перед степенью тянулись длинные ряды пустых скамеек.

На степени стоял Дедила – княжеский посадник, утверждённый на прошлом Вече, справлявший службу еще при Гостомысле и умевший наладить отношения князя с боярами, купцами и огнищанами. Он оглаживал реденькую бородёнку, буравя окрестности маленькими светло-карими глазками, вглядываясь в собиравшихся на площади горожан. Рядом, облокотившись на перила, смотрел вниз богатый купец Завид. Его ближайший помощник и княжеский советник Явдята стоял чуть в сторонке. Возле трибуны молчаливо наблюдали за разворачивавшимися перед их глазами событиями Олег, Аскольд и Рюрик.

Площадь быстро заполнялась людьми, неспешно рассаживавшимися на приготовленные места. Большинство горожан было без оружия. На вече случались стычки между заядлыми спорщиками, но по установленному обычаю выяснение проводилось на кулаках и до первой крови. Лежачего бить не полагалось. Безусые юноши на Вече не допускались и могли присутствовать лишь в отдалении без права голоса. Женщины приглашались только в качестве пострадавших или на правах свидетелей. Считалось, что и без них мужи были в состоянии принимать решения, а шуму от них не оберешься.

Дедила махнул рукой Шишаку, продолжавшему с завидным старанием, доходившим до остервенения наносить удары по вечевому колоколу и тот замер поодаль. Места на деревянных сидениях быстро заполнялись, припозднившимся ничего не оставалось, как выстраиваться по кругу.

Некоторое время все присутствующие с напряжённым ожиданием смотрели на степень, возвышавшуюся перед ними. Со стороны скамеек раздался чей-то бас:

– Поджидати боле некаго, усе хто хател притить пришли! Пора зачинати!

Княжеский посадник выждал, пока народ поутих. Он поднял руку над головой и, дождавшись полной тишины, заговорил:

– Братия, покликали мы усех на Вече шоб думавши як след дале нам жити. Надабна наконец порешить. Вече посему прошу зачинати.

– Зачинай, Дедила, усе собралися! – закричали из разных концов площади.

Посадник окинул взглядом собравшихся людей.

– Братия! Доколе усобицу будем плодить меж собою. Некому мудро рассудити наши споры. Некому вести у случае чаго на аборону земли нашей. Некому по совести мытом собранным управиться…

В рядах сидевших на скамьях людей поднялась высокая фигура Стояна – мастера изготавливавшего добрые плуги – рала, гвозди, а то и мечи, славившиеся на всю округу.

– Издалека ты Дедила заходишь. Або не ведаем, што наследник объявилси? Што Ждана яго покликала. Як по мяне – обходилися ране без князя и дале обойдемси. Скажы прямо знова хошь нам княжескую милость на загривок посадити? И што за таки споры, што рассудити мы сами не можам?! – Стоян опустился на скамью.

– Вы, братия затвердили мяне посадником при Гостомысле. Помните мудрости завещанны: «При старых молчати, при мудрых слушати, старейшим покорятися». Або забыли? – обратился посадник к сидевшим перед ним людям. – Многия споры не можем решити. Чаго зазря балаболить. Да и коль разов вы сами хотяши князя себе избирати? Без княжеской влады хто чаго хочить, то и творити. Суда ниякого окромя людского не слыхати.

– Гэтот суд самый праведный! – крикнули с задних рядов.

– Бо так, да не совсем, негоже без князя жити! – возразил Дедила.

– Тожа верно Дедила глаголить! – послышались голоса.

Дедила шепнул Завиду что стоял рядом на степени и водил из стороны в сторону заострившимся крючковатым носом:

– Ужо давно видать разнюхали, што Рюрика призвали. Иголку в стоге и ту не упрячешь.

– Ладно токо жили в те часы, кады князей выбирали и суть затверждали простыми мужиками, – вновь поднимаясь со своего места, заговорил Стоян, – када правили они семь годин, або коль народ им положить, дававший им усе, што для жисти надать, и они защищали людей согласно суду нашему. А зараз пошто снова власть от деда к внуку передавати? Самим надо выбирати князя из мужиков, як отродясь на Руси было.

– Тябе штоля выбирати?! – крикнул злобным голосом со степени Завид.

– У мяне своих делов впроворот и за кузней надать приглядывать. И за детями…

– И с жонки надать очей не спускати! – крикнул кто-то с последних рядов, намекая на Любаву – красивую жену кузнеца. Многие засмеялись.

Стоян нисколько не смущаясь, ответил:

– А чаго жа, и за жинкою присмотр должон быть. Токо князя свагоо найтити може. Взять хотя бы Воислава – тысяцкого нашего. Мы яго чай уместе с Дедилой затверждали гэтого от князя, а гэтот наш от народа. Воинску науку ведаить. Ишо будучи отроком с Буревым на Корсунь ходил, – Стоян указал рукою на мужчину старше средних лет, подпоясанного кожаным поясом с серебряной отделкой. Тот стоял за последним рядом скамеек.

– Воислав мудрый правитель буде. Ось яго и надать! – поддержали на задних рядах Стояна.

Олег и Рюрик, продолжая наблюдать за тем, что происходило перед глазами, переглянулись. Костяшки на руке Рюрика, лежавшей на рукоятке меча, побелели от напряжения.

Воислав покачал головою с тёмно-русыми волосами, перетянутыми узкой тесемкой с вышитыми на той оберегами. Он поднял вверх руку с крепкой сильной ладонью, привлекая к себе общее внимание:

– Благодарю, друже Стоян за честь! – он приложил руку к левой половине груди и низко поклонился всем присутствующим. – Жаля, гэти почести не пра мяне. Увольте, братия! Я ужо глаголил вам не раз. Мяне енто в обузу будеть. Проста жисть ближе серцу моему. Увольте, ужо вы мяне братия, воин я, а не управитель, – последние слова он произнёс тихим голосом и снова низко всем поклонился.

– Тады давай Мирослава выберем! – раздались крики из левого угла площади, где небольшая группа людей окружила невысокого плотного человека.

– Князя Вадима из Изборска надо приглашать! – послышались голоса с другой стороны площади.

– Братия! – Дедила вновь взметнул руку над своею головой. – Вече нам для того дадено, шоб разделять обще счастье и несчастье для кажного из нас. Так оно отродяся и служило нам. Не може мы седни разойтися, ничаго не порешив. Земля наша велика и обильна, а наряда в ней нету. Вот Святомир, – посадник вытянул руку по направлению к сидевшим людям, – он речь держал при последней минуте Гостомысла. Волховал над ним. И волю яго последнюю ведаить. Пусть он вам и кажить.

На степени показался зрелый мужчина с наполовину седой бородой.

– Склоним, братия, головы перед Богами нашими! – обратился он к заполнившим площадь людям. Постоял несколько секунд с опущенной головой и продолжил.

– Гостомысл перад последним часом открылся мяне. Што виделся яму сон чудный як во чреве Умилы, дщери яго, произрастаете древо чудесное, и плоды с сего дерева усем русским людям во благо пойдуть. И сон той мною был разгадан. А древо гэто подросшее – нечто иное, як внук Гостомысла – князя нашаго, верой и правдой служившего нам не одну годину. Он по заклику нашему во исполнение воли Гостомысла примчалси сюды.

Святомир обернулся в сторону Рюрика, Олега и Аскольда.

– Поднимайся, славный патомок князя, – обратился он к Рюрику, с замершим сердцем застывшему у степени.

Тот словно на крыльях взлетел по ступенькам и стал на всеобщее обозрение.

– Або не люб вам таки княже? – обратился к собравшимся людям Явдята, до этого долго молчавший, кивая на рослого светловолосого и голубоглазого красавца.

– Пущай сам за сябе кажить, як править собирается? Як законы блюсти будеть? – крикнули из толпы.

– Я Рюрик – сын Годослова князя славян-рарогов17, внук Гостомысла князя словен с вами русичи жисть зараз связываю навеки. Буду законы блюсти по совести. Защиту вашу соглядати не жалеючи живота сваво. Справедливый суд буду вершить и дань разумную взимати. Клянуся перед вами Перуном и Волосом и всеми богами нашими! – громко чтобы слышала вся площадь в самых отдалённых уголках её, выговаривался Рюрик. Он пригнул голову со светлыми волосами, подпоясанными золотой тесёмкой.

– Решайте, братия! – громко воскликнул Дедила. – А Воислава оставим тысяцким при княже, шобы волю народну блюсти мог в случай чаго.

– Ох и хитер жа ты Дедила! – послышалось с первых рядов. – Усем смог угодить.